В майские дни 1997 года в Милане, в главном зале Дворца юстиции проходил необычный судебный процесс: рассматривалось преступление двухвековой давности. Понятно, что живых свидетелей быть не могло. Но правосудие вершилось в точном соответствии с установленной процедурой: судебную коллегию возглавлял председатель городского апелляционного суда, сторону обвинения представлял известный в Италии прокурор, защитниками были два известных миланских адвоката. В свидетели же - с обеих сторон - пригласили знаменитых врачей. Слушалось дело Сальери об отравлении им великого Моцарта.

Что может быть ужаснее - быть проклятым в памяти потомков? Убийца гения! А что если проклят без вины? Спустя двести с лишним лет высокий суд разбирался в том, что же произошло...

Жизнь Моцарта многим известна - ей посвящено множество исследований. О Сальери большинство из нас только и знает, что он отравил Моцарта - из зависти к гению, сам будучи композитором посредственным. Но что же на самом деле являл собой человек, на которого пал столь неслыханный позор?

Антонио Сальери родился в 1750 году близ Вероны, в семье состоятельного купца. С раннего детства обнаружил блестящие способности к музыке, в 17 лет создал первое оригинальное сочинение, в 20 дебютировал тремя операми в Вене, а еще через четыре года стал придворным композитором.

Головокружительная карьера! Дирижер итальянской оперной труппы в Вене, которая стала ему второй родиной, один из основателей Венской консерватории, Сальери в течение нескольких десятилетий оставался в центре музыкальной жизни Европы. Именно с ним связана слава венской оперы.

Произведения Сальери обошли почти все оперные театры мира, ставились и в Петербурге. Популярность огромная! К тому же он оказался и превосходным педагогом. Бетховен, Лист, Шуберт были учениками Сальери. Они просто боготворили его, называли не иначе, как «отцом композиторов». Шуберт посвятил ему кантату.

Но ведь это вовсе не пушкинский Сальери! У поэта он желчный и сухой, разъявший «музыку, как труп», поверявший «алгеброй гармонию»... Так вот: Сальери поэта и Сальери реальный - лица «несовместимые».

Современники в один голос твердили, что Сальери был добрейшим человеком, всегда готовым к самопожертвованию.

Вот портрет Антонио Сальери, который нам оставили его друзья: «радушный, жизнерадостный. Остроумный, неисчерпаемый в анекдотах. Славный, изящный человечек (Сальери был маленького роста) с огненно сверкающими глазами. Всегда мил и опрятен, живого темперамента». Когда умер Глюк, Сальери взял на себя заботу о детях своего учителя.

Как же случилось, что именно этот человек был объявлен после своей смерти интриганом, злым завистником? Убийцей, наконец?!

А между тем, никто и никогда не замечал в нем зависти. Да и могла ли она возникнуть у него к Моцарту? У преуспевающего Сальери была такая слава, о которой Моцарт и не мечтал. Грудь Сальери украшали и золотая императорская медаль, и французский орден. Ему не в тягость было помогать собратьям по профессии. Кстати, именно Сальери помог Моцарту возобновить в 1779 году постановку «Свадьбы Фигаро», получить новые заказы. Были ли у него хоть какие-нибудь основания завидовать человеку, который жил в жестокой нужде, не имея ничего?

Ничего, кроме гения, добавим мы. Но чтобы получить этот «титул», должно пройти время, лишь оно - судья, при жизни никто не может быть уверен, что останется в памяти потомков. Время все и поставило на свои места: Сальери и Моцарт были художниками разного ранга: талант и гений. Таланту при жизни повезло больше, чем гению. Так часто бывает...

Были ли они друзьями? По Пушкину - да. Помните, в пушкинской трагедии Моцарт поднимает тост: «За твое здоровье, друг. За истинный союз!» Такая трактовка дает абсолютный контраст между злодейством Сальери и доверчивостью Моцарта. В жизни тесной дружбы между этими композиторами не существовало, - как раз из-за подозрительности Моцарта, который относился к Сальери весьма неприязненно, обвинял его во всевозможных кознях.

Правда, со временем их отношения смягчились. В письме к жене Констанце от 14 октября 1791 года, то есть за полтора месяца до смерти, Моцарт пишет, что, по его приглашению, Сальери посетил спектакль «Волшебная флейта», очень внимательно прослушал оперу - «и не было ни одного номера, от увертюры до последнего хора, который бы не вызвал его «браво». Это последние слова Моцарта о Сальери.

Так что же, Пушкин придумал легенду о Сальери-отравителе и дал ей ход? Вовсе нет. В то время была популярна сплетня, не только передававшаяся из уст в уста, но и проникшая в печать. После смерти Моцарта в музыкальных кругах пересказывались слова кого-то из композиторов, который, якобы, заметил: «Хотя и жаль такого гения, но благо нам, что он мертв. Ибо поживи он больше - поистине, никто в мире не дал бы нам куска хлеба за наши произведения». Серьезно ли это было сказано или с горькой самоиронией, да и сказано ли вообще? А если и да, то кем? Неизвестно.

Ходили по Вене и другие слухи. После смерти Моцарта кто-то припомнил, будто бы, на первом представлении «Дон Жуана», когда весь театр упивался гармонией, вдруг раздался свист. Все обернулись, и под негодующими взглядами знаменитый Сальери покинул театр, - в бешенстве, снедаемый завистью. Вот это уже явная ложь. Известно, что Сальери вообще не присутствовал на премьере «Дон Жуана», которая состоялась в Праге. Да и встречена она была довольно холодно - окажись в театре завистник, он мог бы только торжествовать...

Но рассказ о свисте поразил Пушкина. После смерти поэта в его бумагах обнаружилось подробное описание этого анекдота (он уже ходил по всей Европе) и такая приписка, сделанную рукой Пушкина:

«Завистник, который мог освистать «Дон Жуана», мог отравить его творца...» Мысль о несовместимости гения и злодейства владела Пушкиным. И прав был Белинский, сказавший: «Из Сальери, как мало известного лица, он (Пушкин) мог сделать все, что ему угодно».

В маленькой трагедии Сальери вначале проговаривается, что он завидует Моцарту:



И тут же Сальери ищет своему злодеянию «высокое обоснование»: он идет на преступление во имя искусства, его спасения. Логика? Вот она: творчество гения лишь временный взлет, после него искусство обречено на упадок:



Что ж, гений Пушкина убедительно обосновал психологический мотив преступления Антонио Сальери. Настолько убедительно, что у юристов и психиатров появился даже термин: «синдром Сальери» - преступление, совершенное на почве профессиональной зависти.

Но пушкинская гениальная трактовка не подтверждается документами. Многие «находки», якобы показывающие на убийство, на поверку оказались поддельными. К примеру, ложным признано письмо Сальери, терзаемого угрызениями совести и готового на самоубийство. Зато доказана достоверность завещательного письма, которое уже престарелый Сальери написал незадолго до кончины. Он приложил его к реквиему, сочиненному втайне и предназначавшемуся для исполнения после того, как «Господь уже призовет к себе пишущего эти строки». В этом письме нет и намека на желание свести счеты с жизнью. Нет в нем ничего и о некоем тяжком грехе...



Впрочем, за эти двести лет взаимоисключающих версий было предостаточно, и розыски каких-либо подтверждений велись до последнего времени.

Посмертный позор Сальери растянулся на два века. Когда в 1850 году наступил столетний юбилей выдающегося итальянского композитора, сама мысль отмечать его показалась кощунственной. «Промолчали» и в двухсотлетие «отравителя». Чуть позже, в 60-х годах двадцатого века, в Зальцбурге, на одной из сессий Института моцартоведения специалисты пришли к выводу, что, по всей вероятности, никакого отравления не было, и скончался Моцарт от неизлечимой в то время ревматической болезни. Эти доводы подтвердила и известная работа Карла Бера «Моцарт - Болезнь. - Смерть. - Погребение».

Вольфганг Амадей Моцарт умер 5 декабря 1791 года. В протоколе медицинского освидетельствования сказано: «Скончался от просовидной лихорадки». Однако слег он еще 30 ноября. Моцарта с детства мучил ревматизм, и все эти дни до кончины его знобило, температура поднялась, суставы воспалились и распухли. Он не мог двигаться, но до последних дней продолжал работать над Реквиемом. Но еще за полгода до смерти у Моцарта появилась навязчивая мысль о том, что кто-то дал ему яд. Болезнь усиливала мнительность.

Ни у врачей, лечивших его, ни у родных и мысли об отравлении не возникало. Один из известных патологоанатомов того времени писал: «Столько людей было вокруг него... его семья ухаживала за ним с такой заботливостью, его врач, всеми высоко ценимый, одаренный и опытный Клоссет лечил его со всем вниманием одареннейшего медика и с участием долголетнего друга, так что от него наверняка ничто не ускользнуло бы, что могло бы навести хотя бы на малейший след отравления. Болезнь шла обычным ходом и длилась обычное время». Кстати, то же заболевание поразило многих жителей Вены, причем с теми же симптомами, а кого-то с тем же, что и у Моцарта, исходом.

Точку в этой запутанной истории поставил упомянутый нами вначале миланский судебный процесс.

Итак, версия об отравлении появилась вскоре после кончины Моцарта. Жена композитора, Констанца, тогда же и обмолвилась: мужа преследовала мысль, что он умрет от яда. Сын, Карл Томас, в свою очередь, вспомнил: «Тело отца было странно распухшим, как у отравленного ртутью». Но даже если так и было, ртуть могла появиться в организме Моцарта и совсем по другой причине: ею лечили спинную сухотку, которую у него подозревали в свое время.

Предположения, слухи и домыслы стали постепенно стихать. Но их возродило и усилило одно обстоятельство. На миланском процессе защита доказала, что разговоры о злодействе Сальери дал повод не кто иной, как сам... Сальери.

Года за два до смерти он заболел тяжелым психическим расстройством, рассудок его помутился. Иногда сознание прояснялось, но в периоды умственных затмений он нес несусветную чушь. И как-то в бреду выпалил личному секретарю Бетховена, что он и отравил Моцарта, а попутно наговорил еще более немыслимое. Придя в сознание и узнав о своем «признании»,испугался не на шутку и стал отказываться от сказанного. И до самой смерти в редкие минуты просветления повторял: «Во всем могу сознаться, но я не убивал Моцарта».

Но слово не воробей. И чем абсурднее признание, тем труднее его опровергнуть... Слух о том, что Сальери признался в убийстве Моцарта, обрел крылья. Сплетня распространилась с невероятной быстротой. Правда, в защиту чести Сальери выступили многие видные музыканты. Бетховен, например, не верил сплетне. Россини заявил: «Это подлое обвинение». Но ком наветов рос. Нашлись свидетели, видевшие, как Сальери, этот «подлый конфетник», угощал Моцарта конфетами, пусть и задолго до смерти. Тут еще припомнили, что вскрытия не было. А не случилось этого потому, что лучшие врачи Вены были уверены в диагнозе.

Сейчас не составило бы труда по останкам установить причину смерти Моцарта. Но великий композитор умирал в нужде и потому был похоронен «по третьему разряду», то есть в общей могиле. И хотя в одном из австрийских музеев по сей день хранится череп Моцарта, никто не уверен, что это действительно его череп: он был извлечен из могилы через десять лет после захоронения.

На миланском процессе 1997 года столкнулись мнения врачей - со стороны обвинения и со стороны защиты. Победила защита.

Одним из самых оригинальных доводов защиты был такой: будь Антонио Сальери патологическим завистником, мир бы прежде времени лишился и других великих композиторов, кстати, его учеников: Бетховена, Листа, Шуберта, чей гений не меньшего масштаба, чем у Моцарта. Почему же он не заставил замолчать и их, «оберегая искусство»? Напротив, Сальери усердно передавал им секреты музыкального мастерства, более того, прославлял их творчество. И еще довод в защиту Сальери, пожалуй, самый веский: Констанца доверила Сальери быть учителем своего младшего сына, тоже Вольфганга Амадея.

Итак, через двести с лишним лет Антонио Сальери был оправдан «за отсутствием состава преступления». Но, увы, имя его уже стало нарицательным, а для многих - кануло в лету. На Западе этого талантливого композитора помнят лишь в музыкальных кругах, а широкая публика только из оправдательного вердикта узнала, что он подозревался в убийстве великого Моцарта. В России же, где творчество Пушкина знает каждый культурный человек, имя Сальери стало бессмертным. Но такой славе он наверняка предпочел бы забвение.

Через двести лет Антонио Сальери оправдан. Так что же? Возбуждать судебный процесс теперь уже против Пушкина? О клевете и прочем? Тогда надо судить и авторов, воспевавших красоту уродливой Клеопатры; Шекспира, донельзя очернившего Макбетов и приписавшего Отелло убийство собственной жены, которое он не совершал? И еще раз Пушкина, ибо вина Бориса Годунова в смерти младенца Димитрия вовсе не доказана... Но разве правда художественная всегда должна совпадать с правдой исторической? О чем, собственно, сказал нам в той трагедии Пушкин? О безоружности гения перед посредственностью. А об этом ему было достоверно известно из своей собственной жизни...
© Журнал «Наука и религия» № 10, октябрь 2002 (с. 26-28)



Итак, через 200 лет Сальери был оправдан. Миланский суд вынес вердикт: «Невиновен». Моцарт умер так рано от поразившей его тяжкой болезни. Не повезло. Но при всем уважении к авторитетному суду, мы не можем не ознакомить читателей с одной весьма убедительной версией, проработанной до мельчайших деталей. В центре этой гипотезы - знаменитая «волшебная флейта» и текучий металл, ртуть, многие соединения которой ядовиты.

Моцарт был не такой уж «гуляка праздный», каким видел его пушкинский Сальери. Он посещал не только трактиры, но и масонскую ложу «К истинному согласию». Ее великий магистр, Игнац фон Борн, знаток древнеегипетских мистерий, считался подлинным автором либретто «Волшебной флейты», своего рода гимна масонству, - в опере воспроизводится обряд посвящения в таинства Исиды и Осириса. В возрасте 49 лет фон Борн внезапно умирает в ужасных страданиях. Заметьте: это происходит в год смерти Моцарта - 1791-м. Годом раньше на австрийский престол вступает ярый клерикал Леопольд II, сменивший вольнодумца Иосифа II, а за два года до этого начинается Великая Французская революция с ее лозунгом «Свобода, равенство, братство», сходным с основной идеей «вольных каменщиков». В начале 1790-х по всей Европе начинается ожесточенная борьба с инакомыслием. Строятся зловещие планы ликвидации неугодных, зачастую утонченно-иезуитскими способами. В случае с Моцартом моделью устранения вполне мог послужить... сам Моцарт, точнее, его «Волшебная флейта».

На титульном листе первого издания либретто оперы помещена гравюра с изображением колонны бога Гермеса, легендарного основоположника всех тайных обществ Европы, римское имя которого - Меркурий. А знаете, как называется у медиков отравление ртутью? Меркуриализм: средневековые химики именовали ртуть mercurius! Под колонной Гермеса-Меркурия на гравюре распростерт умерший - согласно масонским представлениям, убитый архитектор храма Соломона. (У масонов имя этого зодчего символизировало высшую ступень посвящения, в которую, как полагают, был возведен и Моцарт.)

У композитора и его жены Констанцы родилось пятеро детей, выжили двое - Карл Томас и Франц Ксавьер. Имя последнего совпадает с именем Франца Ксавьера Зюсмайера, ученика, секретаря Моцарта и любовника его жены. Он-то, как в один голос уверяют моцартоведы, и являлся настоящим отцом мальчика Франца. Прелюбодей и карьерист был учеником не только Моцарта, но и... Сальери, который, согласно излагаемой версии, оказывался лишь звеном в цепи преступления, только передававшим яд в руки непосредственного убийцы - Зюсмайера. Откуда же шел дефицитный в ту пору «Меркурий»? От другого «героя» трагедии - графа и музыканта Вальзегга цу Штуппаха, того самого, который заказал Моцарту «Реквием». Как раз в его владениях (словенский город Идрия) и добывали в ту пору ртуть для Австрии.

Выстраивается ряд: эрцгерцог Леопольд II - граф и композитор-любитель цу Штуппах - Сальери (приближенный ко двору, в отличие от Моцарта, избравшего путь вольного художника) - и, наконец, Зюсмайер. Ртуть могла сперва даваться малыми дозами, возможно, даже под видом лекарства: с 1754 года австрийский лейб-медик (то есть придворный врач) Герхард ван Свитен стал лечить пациентов своей ртутной настойкой. Именно его сын Готфрид и руководил похоронами Моцарта, именно он распорядился похоронить его в общей могиле. (Имеются сведения, что жена композитора Констанца на тот момент располагала средствами для более достойного погребения супруга.) Наконец, композитора-масона погребли не через двое суток после кончины, как полагалось по монаршему указу о покойниках, а на следующий день: тело быстро начало разлагаться, как и бывает после отравления ртутью...

...Моцарт и Пушкин никого не убивали, хотя, прекрасно владея пистолетом, Александр Сергеевич вполне мог застрелить Дантеса. Но как будто высшие силы хотели подтвердить формулу, выведенную поэтом в «Моцарте и Сальери»: «Гений и злодейство - две вещи несовместные».
© Журнал «Наука и религия» № 10, октябрь 2002