Главная КАРТА САЙТА ССЫЛКИ E-MAIL
Снежный человек

+++++++
Проблема «снежного человека» встала перед европейской наукой в конце 1950-х, когда ученый мир в замешательстве осознал, что сведенья о неведомых «зверочеловекоподобных» созданиях, приходящие из разных уголков планеты, слишком подробны и единообразны, чтобы быть просто «газетной уткой».

В последнее время даже появились новомодные «гипотезы», связывающие эту проблему то с визитом инопланетян, то с мутациями, якобы именно в это время вызванными испытаниями биологического оружия. Но на самом то деле 50-60-е гг. нашего века - отнюдь не старт этого явления. «Сам по себе этот вопрос не нов» - с этих слов начиналась научная записка, поступившая в Российскую Императорскую Академию Наук в июне 1914 г. Ее автор, в будущем видный биолог, доктор наук, Виталий Андреевич Хахлов в то время был совсем молод и вряд ли осмелился бы обратиться к ареопагу русской науки, не пользуйся он активной поддержкой и заинтересованностью своего учителя, выдающегося русского зоолога, академика П.П.Сушкина.

Записка называлась «К вопросу о диком человеке». В ней содержались: первое в истории - так полагали авторы - описание некоего вида человекоподобных, двуногих, волосатых, лишенных речи существ, обитающих в Центральной Азии; заявка на приоритетное - как опять же думали авторы - присвоение этому виду научного имени «primohomo asiaticus - первочеловек азиатский»; просьба оказать содействие в организации небольшой экспедиции на озеро Лобнор для добычи нескольких экземпляров этого вида.

Хахлов никогда не получил ответа на свою записку. Через 48 лет она была обнаружена в архивах АН СССР в отделе «Записки, не имеющие научного значения».

Кое в чем авторы заблуждались. Ни их описание «дикого человека», ни его научное крещение не были первыми. Но в одном они были правы, хотя далеко не представляли себе, НАСКОЛЬКО они были правы. Это когда они говорили, что вопрос не нов.

Сведения о существовании рядом с человеком сходного с ним вида двуногих волосатых обитателей лесов и гор восходят к заре всех цивилизаций. Их описания содержатся уже в самых первых письменных памятниках истории, Вавилонском эпосе, Библии. Сложное отношение человека к этим своим двойникам и попытки осмысления их природы менялись на протяжении веков вместе с господствующими мировоззрениями.

Любопытно, что самые первые, древнейшие письменные памятники человечества уже содержат сведения об этих существах. Вот что рассказывает своему отцу регулярно встречающий их охотник из древневавилонского эпоса о Гильгамеше в третьем тысячелетии до нашей эры:

«Порождение полуночи. Шерстью покрыто все его тело. Подобны женским волосы на голове. Пряди их подобны снопам колосьев. Ни людей, ни мира не ведает. Вместе с газелями ест он травы, вместе со зверьми к водопою теснится, с тварями водой веселит свое сердце. Отец, этот, что с гор явился - велика его сила. Бродит вечно по горам он постоянно со зверьем. Боюсь я его, приближаться не смею. Он мне не дает в степи трудиться».

Есть и другие упоминания: в Талмуде, персидских хрониках, в древнегреческих и римских источниках.

Впрочем, классическая античность к ним равнодушна. Для ученых - Лукреция, Плиния, Плутарха, Павсания - это всего лишь вид похожих на человека лесных существ, наличие которых констатируется и не ставит проблем. Едва ли не первый эволюционист Тит Лукреций Кар, в V-й книге «О природе вещей» (26 г. до н.э.) прибегает к «лесным людям» для иллюстрации своего тезиса об изменчивости всего живого, видя в них стадию развития человечества: «Та же порода людей, но крепче, конечно... Остов из костей плотнейших, мощные мышцы... Телом подобны щетинистым вепрям... Мало доступны они действию стужи и зноя». Скитаются, «как дикие звери». Огня не знают. Обитают в лесах и в «капищах нимф», т.е. в горных пещерах. Едят желуди, ягоды, зимой - плоды земляничного дерева. «Чем наделяло их солнце, что сама порождала вольно земля, то вполне утоляло все их желания»... «На несказанную мощь в руках и ногах полагаясь», они бьют диких зверей «тяжелым дубьем» и бросают в них «меткие камни».

Плутарх описывает «сатира», подаренного Сулле в 86 г. до н.э. Вот этот эпизод из «Жизни знаменитых людей»: «Около города Апполония в роще, посвященной нимфам (то есть запретной для окружающего населения, малопосещаемой, - авт.), был спящим схвачен сатир, совсем такой, какими изображают их художники и скульпторы. И приведен был к Сулле, и вопрошаем был всевозможными толмачами - кто он. Но ничего, чему можно было бы внять, не ответил. А только издавал грубым голосом нечто вроде ржания и блеяния овцы. Отчего Сулла испытал великое отвращение и повелел немедленно убрать его с глаз, как явление безобразное».

Что до того, что сатир оказался именно таков, «какими изображают их художники и скульпторы», то это вовсе не означает, будто он был козлоногим и козлорогим. Как раз это - поздние интерпретации. В древности же сатиров изображали не козлообразными, а... как бы это получше выразиться... обезьяноподобными! Еще точнее - обезьяночеловекоподобными...

Однако такие, как Плутарх, наших персонажей описывают редко. Возможно, именно потому, что те не очень вписываются в систему идеалов античности, в преклонение перед красотой гармоничного развития тела (а тут - какая уж красота, даже если физическая сила превышает показатели олимпийских атлетов...). Вспомним «великое отвращение», испытанное Суллой!

Выражаясь современным языком - эти существа не вызвали особого интереса у тогдашней творческой интеллигенции.

Раннее Средневековье, еще пронизанное культурой Рима, возможно, сохранило бы его равнодушие, если перед первыми богословами и отцами Церкви не встал бы тревожный вопрос: подлежат ли «лесные люди» крещению? Другими словами, люди они или нет и если нет, то что тогда человек? Ни Августина, великого богослова и диалектика, последователя Платона, ни Иеронима, его современника, не затрудняют волосатость и бессловесность этих существ: «Где бы ни родился человек, какими странными для нашего восприятия ни оказались формы и цвет его тела, его движения и голос, ни один верующий не должен усомниться в том, что его происхождение восходит к тому первому человеку, которого создал Бог», - пишет Августин. Для него критерий человека, этого «смертного разумного животного», - наличие «рациональной души».

Увы! Никаких признаков стремления к познанию божественных истин эти бедняги не проявляют. Мало-помалу «лесные люди», гоминес сильвестрис скатываются на незавидное положение пособников ведьм и подмастерьев Дьявола.

Средние века оставили несметное количество их изображений: в скульптурах готических соборов, в миниатюрах, гравюрах, гобеленах, геральдических символах*.

Иные бытовые сценки столь реалистичны, что могли бы иллюстрировать встречи нынешнего дня. «Почему ты говоришь, что у тебя нет фотокарточки алмасты?» (одно из кавказских названий нашего «объекта) - укоряет современного исследователя современный пастух, протягивая выпавшую из дневника фотокопию гравюры... Альбрехта Дюрера.

В орбиту современной науки «лесного человека» вводят великие естествоиспытатели и философы XVIII века.

Карл Линней был уже не молод, это был зрелый, маститый ученый в зените всеевропейского признания, когда он решается, за 160 лет до В.А.Хахлова, внести в зоологическую систематику, в Х издание «Системы природы» (1758 г.), рядом с давно им созданным видом «человека разумного», гомо сапиенс, второго человека - «дикого», гомо ферус. Путаница с обезьянами исключена: Линней основывает свои выводы не на тропических, а на европейских случаях наблюдения человекоподобных существ. Кто же они?

В 1661 г. в гродненских лесах был пойман охотниками, привезен в Варшаву и подарен королю Яну II Казимиру мальчик лет тринадцати, покрытый густой шерстью, «как медведи, водящиеся в России и в некоторых областях Литвы». В нем «ничего не было человеческого, кроме тела». Он был лишен речи, голос походил на рычание медведя; обладал огромной силой. Пытаясь придать ему человеческий облик, королева настояла на его крещении, причем она предложила себя в крестные матери. Крестным отцом выступил посол Франции. Однако крещение, произведенное епископом Познани, не произвело никаких изменений в «животной природе» несчастного существа, и король подарил его вице-камергеру Адаму Опалинскому, в имении которого теряются его следы.

Вот таков был первый пример Линнея - «Juvenis ursinus Lithuanus», «юноша-медведь из Литвы».

В 1694 г., через 35 лет, был пойман еще один дикий юноша, известный как «второй литовский мальчик». Он также был привезен ко двору и подарен следующему королю, знаменитому Яну III Собескому, герою Польши, победителю Кара-Мустафы. В числе других наблюдателей его описал личный врач короля, Бернард Коннор, ирландец по происхождению, впоследствии член Медицинского Королевского Колледжа и Королевского Общества Великобритании. Кроме западноевропейских, об этом «мальчике» есть и русское донесение: «В Польше недавно у короля Яна III был мишка-человек, в лесу пойман, не глаголющий ничего, но только ревущий. Косматый весь, на древо восходящ».

В число особей, описанных Линнеем, этот «мишка-человек» не вошел.

Вторым примером Линнею служит так называемый «ирландский мальчик», пойманный в Ирландии и доставленный в Амстердам известному врачу и хирургу, основателю Нидерландского медицинского колледжа, Николасу Тульпиусу, хорошо всем нам знакомому по картине Рембрандта «Урок анатомии», где он занимает центральное место. Тульпиус описывает это существо во втором издании своих «Медицинских наблюдений» (1672 г.).

А кроме него упоминаются еще шесть особей. «Юноша-волк из Гессы» (1544 г.), «юноша из Бамберга», изловленный в конце XVI в., пойманный примерно тогда же «юноша из Ганновера» и... уже почти современники Линнея: «дева из Краненбурга» (1717), знаменитая «дева из Шампани» (1731 г) - ее осматривал сам Руссо (!), так называемый «Жан из Льежа»...

Может быть, перед нами - так называемые «маугли» (этот термин принят психологами, врачами и юристами): дети, которым «посчастливилось» быть выращенными зверями? Но все «маугли» сохраняют человеческую анатомию, прежде всего - они не оволошены. А ведь покрытое шерстью тело - главный лейтмотив, звучащий в описаниях «лесных людей» всех времен и народов...

Все эти и другие особи «дикого» или «лесного» человека, подробно описанные крупными врачами и хорошо известные образованным кругам тех лет, вновь становятся поводом, но уже на ином витке, ожесточенных диспутов о природе человека. Руссо, Вольтер, Бюффон, Мопертюи, Блюменбах, Кондильяк, Кант, Ла Меттри - это всего несколько имен из тех, кого волновала природа «лесного человека». Для энциклопедистов «лесной человек» - оружие в их борьбе против клерикального догматизма, так как он доказывает ступенчатое возникновение человека из недр животного мира.

Но даже у них по-прежнему сохраняется неуверенность: «Люди ли это?» Та же самая проблема, которая в свое время так занимала теологов и которая вновь возникла через большой срок - 10 веков.

Правда, главный вопрос теперь, в эпоху Просвещения, уже не о душе, а о разуме, но ведь и явных признаков разума (умения говорить, пользоваться орудиями) «дикие люди» не обнаруживают.

К сожалению, самих объектов этих споров в Западной Европе практически уже нет. Одно из последних сообщений о них опубликовано в «Московских Ведомостях» во вторник июля 11 дня 1760 г.: «Из Гишпании газеты уведомляют, что доставлен в Барцелону град сатир, которого уродливая покрытая волосьем фигура привлекает много зрителей». К тому же времени относятся и последние наблюдения во Французских Пиренеях. И практически тогда же перестают регистрироваться сведения из Германии и Австрии, стран все-таки относительно лесистых и гористых (увы - лишь по западноевропейским меркам...). А прежде «вильдеман», «альпфрау» и другие термины были привычным, хотя и редкостным (да ведь и любой крупный дикий зверь редок близ мест человеческого обитания) делом в быту горняков, охотников.

Много дольше им позволяют сохраняться бескрайние леса и болота Восточной Европы. Между прочим, это - дополнительное подтверждение биологического, а не легендарного статуса этих существ. Точно так же и именно в этих же краях «задерживаются» истребленные на большей части Европы лось, волк и медведь. Надолго, до Нового времени, умудряются продлить свое существование дикий бык тур и дикая лошадь тарпан, в остальной части ареала исчезнувшие еще в раннем Средневековье. А такой реликт фауны мамонтовых времен как зубр сумел продержаться до наших дней.